Шарф [Роберт Альберт Блох] (doc) читать постранично

— Дэн — нет! Стой!
Рокот прорезал ее слова. Все остановилось, замерзло, и снег висел в воздухе на платформе L. Когда она покачнулась, я протянул руку и схватил ее. Отпустил. Тогда все ускорилось. Позади нас внезапно вспыхнул свет. Рокот возвысился до рева. Поезд L скрежетал на повороте, стремясь к нам. Был только один путь — прямо назад, через край. Сначала исчезло ее лицо, затем ее руки, затем ее ноги. Прожектор L пронзил ее тело, когда оно упало…
ШАРФ.
Роберт Блох.
КНИГА — ЗОЛОТОЙ МЕДАЛИСТ ФАУКЕТТА.
Fawcett Publications, Inc., Гринвич, Конн.
Член Американского совета книгоиздателей, Inc.
Эта книга для Марион и Салли Энн. Все персонажи этой книги.
вымышлены и похожи на людей живущих. или мёртвых чисто случайно.
Copyright © 1966, 1947, Роберт Блох ШАРФ.
Все права защищены, включая право
воспроизводить эту книгу или ее части.
Отпечатано в Соединенных Штатах Америки.
ЧЕРНЫЙ БЛОКНОТ
Фетиш? Вы это произнесли. Насколько я знаю, это должно присутствовать во мне. С тех пор, как я вернулся в Хойтон Хай, это должно присутствовать во мне. С тех пор...
Лежа на кровати, глядя на шарф, я был потрясен: эта мисс Фрейзер была у меня учителем английского старших классов, и она рассказывала, что влюблена в меня.
Сейчас это легко сказать, но в то время я даже не осознавал, что происходит. Тогда я не мог думать об этом, не покраснев.
Я был очень правильным; книжным, полным идеалов и юношеской чепухи. Она внесла свой вклад в это, критикуя мои эссе и побуждая меня писать рассказы и стихи.
Это смешно, не правда ли? Я строчащий стихи. Оставаться после школы и позволить мисс Фрейзер помочь мне разбирать «Королевские идиллии» Альфреда Теннисона. Я до сих пор помню, как холодно было в те поздние зимние дни в пустом классе, в воздухе горький запах меловой пыли.
Мисс Фрейзер была просто школьной учительницей, а я был любимчиком учителя. Насколько я вообще задумывался о наших отношениях они меня удовлетворяли. Она не предъявляла никаких требований, она была только понимающим другом. В то время я этого не понимал, но она действительно предложила мне лоно, в которое я мог заползти, когда мне стало плохо. Чрево девы: безопасное, стерильное, бесполое. Антисоциальное, антисептическое, антифизическое.
Но я не знал, что происходит в голове у мисс Фрейзер. Я не мог представить себе такую возможность. Да, ей, должно быть, было тридцать восемь лет, ее волосы поседели, и на ней были очки в роговой оправе. Мне было восемнадцать. Для ребенка моего возраста она была старше Бога.
Она назвала меня Дэниелом. Она говорила со мной о моем будущем, о поступлении в колледж. О поклонении красоте.
О родственных душах, преданных священному пламени. И она снимала очки и смотрела на меня, пока я читал ей вслух.
Я не подозревал, что с ней что-то не так. Несостоявшаяся, я думаю, вы бы так это назвали. Она была искренна, все в порядке. Возможно, это была настоящая проблема — она была слишком искренна. Она верила тому, что говорила. О том, как две души могут быть созвучны.
Но я не понял. Дети смеялись над этим, смеялись надо мной. Мне было все равно, потому что я верил в мисс Фрейзер. Когда она попросила меня приходить вечером к ней домой, я пошел.
Это было нормальным. Мои предки знали об этом. Она была прихожанкой, респектабельной. Она очень напоминала мне мою маму — только она была милее, добрее, внимательнее.
Моя мама была из людей: «Выкинь глупости из головы, быстро». Важно то, что я посещал мисс Фрейзер один или два раза в неделю, регулярно, и ничего не происходило. Иногда она клала руку мне на плечо, когда мы читаем вместе, вот и все.
Почти год ничего не происходило, а потом все произошло сразу.
Однажды вечером в субботу, перед самым выпускным, я подошел к ней с рассказом, который она хотела послать в маленький журнал. Кое-как мы поговорили о выпускном и о том, что я иду в колледж.
Я помню, она была одета так, как будто это было воскресенье, и это заставило меня впервые заметить ее как женщину.
Да, она была женщиной, это так.
Я думаю, поразило меня, что она начала плакать. Потому что внезапно, прямо в середине предложения, она заплакала. Не разрыдалась, точно. Она просто плакала, очень тихо.
Естественно, я чувствовал себя смущенным. Я спросил ее, в чем дело.
Она сказала мне. Сказала мне, что она не могла вынести мысли, что эти вечера подходят к концу, и я ухожу. Она вела ужасную жизнь, это так много значило для нее, и теперь даже эти маленькие крошки исчезнут.
Я до сих пор не понимал. Думаю, она это знала и пыталась скрыть. Внезапно она стала очень веселой. Она спросила меня, хочу ли я немного вина.
К этому времени я был так взволнован, что не знал, что сказать. Хотите верьте, хотите нет. Я никогда не принимал участие в ее жизни, сама идея пьющего школьного учителя меня потрясла.
Но я сказал, да, и она налила нам немного вина. Мускат, я так думаю. Она продолжала говорить милю в минуту, чтобы отвлечь меня, прося меня извинить старуху за ее слабость; извиняясь за то, что была такой глупой и сентиментальной, и она налила