Игрушечка 1882 №10 [журнал «Игрушечка»] (pdf) читать онлайн

Г о д ъ ТРЕТІЙ .

М А РТЪ 21 1882'

10
№

ИГРУШ
ЕЧКА
для дѣтей
алъ
урн
Ж

Цѣна на годъ съ дост. . . .
безъ дост. . .
На полгода.....................
Н а три мѣсяца..............
Редакція: Малая Подьяческая,

6
5
3
2
д.

р. — к.
» — »
» 50 »
» —- »
4, кв. 16.

СОДЕРЖАНІЕ: I. И. С. Никитинъ. Н. К апустиной.—
II. Утро въ лѣсу. (Стих.). С. Дрожж ина. III. Малень­
кій рудокопъ. Нирица. — IV. Очеркъ Воронежской
губерніи. * * *

ИВАНЪ САВИЧЪ
НИКИТИНЪ.
ЛѢТЪ тринадцати, четырнадцати я была очень само­
увѣренна. Всѣ кругомъ меня: старшія сестры,
братья, мать— называли меня умной, способной дѣ­
вочкой,— въ гимназіи я училась довольно хорошо, считалась
изъ лучшихъ ученицъ по русскому языку и недурно писала
сочиненія. И вотъ у меня явилась мысль, что я будущая
писательница. Я попробовала написать повѣсть о вредѣ
лжи, описывала какъ одна дѣвочка отъ мелкой лжи перешла

300

ИГРУШ ЕЧКА

къ крупной, за что всѣ разлюбили ѳе. Но дальше первыхъ
главъ я не пошла. Во второй повѣсти описывала жизнь въ
деревнѣ одного многочисленнаго семейства. Затѣмъ принялась
за стихи. Съ какой мукой, съ какимъ трудомъ стихи давались
мнѣ! Я часами сидѣла надъ риѳмой,— самый размѣръ не
выходилъ у меня. Перемаравъ пропасть бумаги, я перепи­
сывала свое стихотвореніе набѣло въ розовую тетрадку и
показывала подругамъ, сестрамъ, матери, всѣмъ и каждому,
и всѣмъ подъ страшнымъ секретомъ, а выходило такъ, что
всѣ этотъ секретъ знали. Только отцу боялась показать свои
литературные труды—пожалуй не одобритъ, да ему и не­
когда было: онъ самъ писалъ ученыя статьи.
— Что же ты, легко написала стихи? спрашивали меня
подруги.
— Ничего, не трудно, говорила я, краснѣя.
Думали я краснѣю отъ застѣнчивости, а я краснѣла отъ
стыда, что скрываю какого труда стоилъ мнѣ каждый стихъ.
Р азъ за вечернимъ чаемъ отецъ сказалъ мнѣ:
— Покажи-ка, Наташ а, какіе это стихи ты тамъ пи­
шешь. Что это за новый поэтъ появился?
Я стала отказываться, краснѣла, испугалась.
— Пустяки, покажи, покажи.
Нечего дѣлать, пошла за своей тетрадкой, принесла.
Матушка, сестры, два брата— оба моложе меня, стара­
лись ободрить меня. Матушка говорила, что я еще ребе­
нокъ. Отецъ раскрылъ тетрадку и сталъ читать вслухъ:
13 ноября. „Утро въ деревнѣ".
Солнце встало рано, рано,
Птички весело ноютъ;

Изъ дали черезъ долину
Къ намъ привѣты свои шлютъ.
И коровушекъ ужъ стадо
Пастушекъ повелъ на поле,
И несется намъ оттолѣ
Пѣсня пастушка на волѣ.

И. С. НИКИТИНЪ.

301

Отецъ, прочтя, сдѣлалъ хмъ... и продолжалъ:
„Старшая дочь рабочаго
Жилъ-былъ рабочій одинъ,
Ж ена у него ужерла
И оставила шестеро дѣтокъ
Безъ матери, бѣдныхъ, она.

Отецъ, не кончивъ эти стихи, перевернулъ страницу:
„Сатира на гимназистокъ1*.
По грязнымъ каменьямъ Коломны,
Лишь восемь пробьетъ на часахъ,
Идутъ гимназистки толпой
И такъ говорятъ межъ собой.

— Плохое подражаніе Лермонтову, сказалъ отецъ и про­
челъ на послѣдней страницѣ.
„Весна въ деревнѣ11.
Въ воздухѣ льется пѣснь жаворонка,
Лѣсъ зеленѣетъ въ дали,
Поле покрылося свѣжей травою.
Все такъ и дышетъ весною.

Отецъ закрылъ тетрадку и сказалъ:
— Знаеш ь что, Н аташ а, брось... Ты не поэтъ и, вѣроятно,
никогда имъ не будешь. Поэтомъ надо родиться, только
тратишь время, учи лучше свои уроки прилежнѣе... У тебя
ни стиха, ни риѳмы: плохой наборъ словъ, разбавленный
уменьшительными словами.— Ну что это такое? „И корову­
шекъ ужъ стадо пастушелъ повелъ на поле"... Пастушекъ!
Ч то это, фарфоровая игрушка что ли? Оборванный парень,
чуть не нищій на самомъ дѣлѣ. „И несется къ намъ оттолѣ
пѣсня пастушка на волѣ"... Н и риѳмы, ни смысла. А вотъ
сравни хоть съ этимъ, и онъ прочелъ начало стихотворенія
Никитина:
Ясно утро. Тихо вѣетъ
Теплый вѣтерокъ;
Лугъ, какъ бархатъ, зеленѣетъ,
Въ заревѣ востокъ.

1*

302

ИГРУШ ЕЧКА

А вотъ это еще лучше:
Первый громъ прогремѣлъ. Яркій блескъ въ синевѣ,
Въ тепломъ воздухѣ пѣсни и нѣга;
Голубые цвѣтки въ прошлогодней травѣ
Показались на свѣтъ изъ-подъ снѣга.

— Ну-ка, Н аташ а, посравни-ка эти стихи съ твоими.
Брось писать стихи. Тебѣ надо учиться. Вотъ нынче и отмѣтки
хуже принесла.
Сказавши это, отецъ всталъ и пошелъ въ свой кабинетъ,
я, вся въ слезахъ, бросилась къ себѣ въ комнату. Мать
и сестры всѣ приходили утѣшать меня, ничто не помогало.
— Я не поэтъ. Мнѣ не писать стиховъ... говорила я,
заливаясь слезами!...
Матушка, видя что утѣшенія напрасны, рѣшила дать
мнѣ выплакаться и оставила меня одну.
Вдругъ дверь отворилась, вошелъ отецъ.
— Это ты что же тутъ въ темнотѣ-то дѣлаешь?
Я молчу, слезы не даютъ мнѣ сказать слова—отецъ по­
дошелъ къ столу, зажегъ свѣчу, я лежала на кровати,
уткнувшись въ подушки; онъ приподнялъ меня, отнялъ отъ
лица мои руки и, обнявъ меня одной рукой, сказалъ:
— И не стыдно тебѣ, Наташа! Подумай, о чемъ ты
плачешь? Неужели о томъ, что я тебѣ сказалъ правду—и
опять говорю: тебѣ надобно заняться дѣломъ, а не сти­
хами— это даже не стихи, а просто наборъ словъ. Поэтомъ
надобно родиться... Н у представь себѣ, ты захотѣла бы
быть пѣвицей, а голоса у тебя нѣтъ и я тебѣ сказалъ бы
это. Неужели ты стала бы плакать: ахъ, зачѣмъ я не пѣвица!
Я невольно улыбнулась.
— Вотъ это тоже самое. Каждый можетъ быть полезенъ,
для этого долженъ учиться и трудиться, но не каждый мо­
жетъ быть Пушкинымъ, Лермонтовымъ. И вѣдь навѣрно
хочешь славы.
Я покраснѣла.— А настоящіе-то поэты пишутъ потому, что
не могутъ не писать. Настоящ іе-то поэты родятся ими, мно-

и. с. Никитинъ.

303

гіе выходятъ изъ бѣдности, изъ тяжелой обстановки. Вотъ
хочешь, пойдемъ, я разскажу тебѣ жизнь поэта Никитина,
кстати я недавно прочелъ о немъ біографію его друга Д е­
Пуле.
Конечно я согласилась, горе мое ужъ утихло немного.
Отецъ повелъ меня въ кабинетъ, туда же позвалъ матушку,
сестеръ моихъ и братьевъ и разсказалъ намъ жизнь Н ики­
тина. Я передаю его разсказъ, какъ запомнила.
Вотъ какъ онъ началъ:
Родился Никитинъ 1824 года 21 сентября, въ Воронежѣ,
въ нагорной части города. Видъ изъ ихъ домика открывался
прямо на рѣку, а за нею на дальную степь. Отецъ его былъ
простой мѣщанинъ, звали его Савва Евтихіевичъ, мать его,
Прасковья Ивановна, тоже была мѣщанка.
Первыя лѣтъ восемнадцать жизни Ивана Савича жили
Никитины не нуждаясь въ средствахъ. У Саввы Евтихіевича
былъ заводъ восковыхъ свѣчей, свѣчная лавка на базарѣ и
кромѣ того, онъ торговалъ на ярмаркахъ.
Первое дѣтство Вани прошло хорошо. Вотъ какъ онъ
вспоминаетъ о немъ. (Отецъ взялъ книгу сочиненій Н ики­
тина и читалъ).
Дѣтство веселое, дѣтскія грезы —
Только васъ вспомнишь,— улыбка и слезы...
Голову няня въ дремотѣ склонила,
На полъ съ лежанки чулокъ уронила:
Прыгаетъ котъ, шевелитъ его лапкой,
Свѣчка ужъ меркнетъ подъ огненной шапкой,
Движется сумракъ, въ глаза мнѣ глядитъ...
Зимняя вьюга шумитъ и гудитъ.
Прогнали сонъ мой разсказы старушки.
Вотъ я въ лѣсу у порога избушки;
Ждетъ къ себѣ гостя колдунья сѣдая —
Змѣй подлетаетъ, огонь разсыпая.
Замеръ лѣсъ темный, ни свиста, ни шума,
Смотрятъ деревья угрюмо, угрюмо!
Сердце мое замираетъ—дрожитъ....
Зимняя вьюга шумитъ и гудитъ.

ИГРУШ ЕЧКА

304

Няня встаетъ и лѣниво зѣваетъ,
На ночь постелю мою оправляетъ. ,
„Лягъ, мой соколикъ, съ молитвой святою,
Божія сила да будетъ съ тобою"...
Нянина шубка мнѣ ногп пригрѣла,
Вотъ ужъ въ глазахъ у меня запестрѣло,
Сплю и не сплю я... лампада горитъ...
Зимняя вьюга шумитъ и гудитъ.

И вотъ еще:
......... Утромъ встанешь,
Прямо въ садикъ... Рай земной!
Пѣсни, говоръ... А какъ глянешь
На росинки,— самъ не свой!
Чуть сорока прощекочетъ,—
Понимаешь, хоть молчишь,
Упрекнуть, молъ, она хочетъ:
„Здравствуй, Ваня!... долго спишь!"

Мать Вани была простая, добрая женщина, а отецъ вы­
дѣлялся отъ другихъ мѣщанъ тѣмъ, что происходя изъ
духовнаго званія, былъ грамотный, очень любилъ читать
и читалъ много, у него была даже своя маленькая библіо­
течка. Онъ своему Ванѣ _хотѣлъ дать хорошее образованіе
и даже мечталъ отправить его въ университетъ.
В аня былъ мальчикъ хорошенькій. Лицемъ походилъ на
мать, а умомъ былъ какъ отецъ. Друзей въ дѣтствѣ у него
было мало, онъ игралъ больше съ двоюродной сестрой
своей Аннушкой. Ш алить онъ пересталъ рано, часто за­
думывался и приглядывался къ окружавшей его жизни. Н а
восьмомъ году Ваню стали учить грамотѣ. Первымъ его
учителемъ былъ сапожникъ. Учили тогда конечно букиазъ-ба, грамота далаеь Ванѣ съ трудомъ.
Вотъ какъ Никитинъ вспоминаетъ объ этомъ:
....................Воображенье
На память дѣтство привело:
Въ просторной комнатѣ свѣтло;
Складовъ томительное чтенье
Тоску наводитъ на него.

и. с. Никитинъ

305

За дверью шумъ: отецъ его
Торгуетъ что-то... Слышны споры,
О дегтѣ, лыкахъ разговоры,
И серебра и рюмокъ звонъ...
А садъ сіяньемъ затопленъ...
Тамъ зелень, листьевъ трепетанье,
Тамъ лепетъ, пѣнье и жужжанье —
И голоса ему звучатъ:
Иди же въ садъ! Иди же въ садъ! —

Отъ матери В аня ничего не видалъ кромѣ ласкъ, отецъ
хоть любилъ его и гордился имъ, какъ способнымъ мальчи­
комъ, но былъ къ нему строгъ и Ванѣ частенько таки до­
ставалось отъ отца, да не такъ какъ тебѣ, Н аташ а, и
братьямъ за дѣло, замѣтилъ отецъ, а случалось колотилъ
онъ Ваню подъ сердитую руку, такъ себѣ ни за что. Онъ
былъ человѣкъ горячій, вспыльчивый, особенно выпивши.
Мать утѣшала Ваню, когда ему приходилось круто, не то
онъ бѣгалъ на рѣку, куда нибудь загородъ, засматривался
на разстилавш ійся передъ нимъ видъ и забывалъ свое горе.
Вотъ въ этомъ отрывкѣ Никитинъ описываемъ свое дѣт­
ство подъ именемъ Тараса:
.
Тарасу съ дѣтства приходилось жутко:
Отецъ его былъ строгъ и крутъ,
Женѣ побои называлъ онъ шуткой,
И называлъ наукой кнутъ.
Бывало, котъ подъ ноги подвернется,—
Кота полѣномъ... „будь уменъ! “
Храни Господь, когда вина напьется,
Бѣги семья изъ дома вонъ.
Испуганный сынишко встрепенется
И матери тайкомъ шепнетъ:
„Охъ, матушка! опять отецъ дерется...
„Уйдемъ! онъ и тебя прибьетъ"...
— „Ступай-ко за грибами, вотъ лукошко",
Отвѣтитъ мать; „тутъ хлѣбъ лежитъ..." —
И въ темный лѣсъ знакомою дорожкой
Мальчишка бѣгомъ побѣжитъ.

306

ИГРУШ ЕЧКА
И тамъ онъ ляжетъ на травѣ росистой.
Прохлада, сумракъ. Вотъ запѣлъ
Зеленый чижъ подъ липою душистой;
Вотъ дятелъ на березу сѣлъ.

Когда Ванѣ минуло восемь лѣтъ, Савва Евтихіевичъ
отдалъ Ваню въ духовное училище по совѣту своихъ зна­
комыхъ.
В ъ то время ученье въ школѣ давалось не такъ легко,
какъ теперь: все заставляли учить наизусть, ничего не объ­
ясняя. И относились тогда къ ученикамъ не такъ, какъ къ
вамъ теперь относятся въ гимназіяхъ и другихъ школахъ.
Учителя обращались съ учениками грубо, рѣзко: били ихъ,
сѣкли за всякіе пустяки и бѣдныя дѣти должны были все
выносить и выходили все-таки знающія и способныя. Вотъ
какъ говоритъ объ этомъ самъ Никитинъ въ „Запискахъ
семинариста*.
— „А вотъ, помню я, былъ у насъ учитель во второмъ
классѣ училища, Алексѣй Степанычъ, коренастый, съ чер­
ными нахмуренными бровями, и такой рябой и карявый, что
смотрѣть скверно. Вызоветъ онъ, бывало, на средину класса
и крикнетъ: „читай!* А изъ глазъ его такъ и сверкаютъ мол­
ніи! Взглянеш ь на него украдкою и начнешь измѣняться въ
лидѣ, въ головѣ пойдетъ путаница, и все вокругъ тебя за­
ходитъ: и ученики, и учитель, и стѣны— просто диво! И по­
несешь такую дичь, что послѣ самому станетъ стыдно. „Н е
знаешь!* зарычитъ учитель: „къ порогу!..* И начнется, бы­
вало, ж аркая баня... Чтожъ вы думаете? Попадались такіе
ученики, которые, не жалѣя своей кожи, находили непонят­
ное удовольствіе бѣсить своего наставника. Бывало, иной
ляжетъ подъ розги, закуситъ до крови свой палецъ—и мол­
читъ. Его сѣкутъ, а онъ молчитъ. Его сѣкутъ больнѣе,
а онъ все молчитъ. Алексѣй Степанычъ смотритъ и со зла
чуть не рветъ на себѣ волосы... Д а мало ли чего случалось!
Однажды ученикъ дѣлалъ дѣленіе и до того спутался, что
никакъ не могъ рѣшить задачи. Стоитъ бѣдняжка у доски,

И. С. НИКИТИНЪ

307

лиде разгорѣлось, по щекамъ текутъ слезы, носъ выпачканъ
мѣломъ, руки и правая пола сюртука въ мѣлу — Алексѣй
Степанычъ злится, не приведи Господи! „Ну, говоритъ:
чтожъ ты!., рѣшай!.. И вдругъ повернулся направо. „Бого­
родицкій! какъ ты объ этомъ думаешь?44 Богородицкій вско­
чилъ со скамьи, вытянулъ руки по швамъ и, вспомнивъ, что
въ катихизисѣ есть подобный вопросъ съ надлежащимъ къ
нему отвѣтомъ, громогласно и нараспѣвъ отвѣчалъ: „ я думаю
и разсуждаю объ этомъ такъ, какъ повелѣваетъ мать наша
церковь44. Мы всѣ переглянулись, однакожъ засмѣяться ни­
кто не смѣлъ. Алексѣй Степанычъ плюнулъ ему въ глаза и
крикнулъ: „на колѣни!44...
И обстановка-то не походила на нынѣшнія школы. Классы
изъ экономіи почти не топили, такъ что всѣ стѣны снутри
покрывались инеемъ, какъ иногда окна въ сильные морозы.
Вотъ слова Никитина:
„Всѣ скамьи заняты плотно-сдвинутыми массами народа.
Н а столахъ разложены тетрадки и книги, едва отворится
дверь — изъ класса бѣлымъ столбомъ вылетаетъ влажный
паръ и медленно рѣдѣетъ подъ сводами корридора. -Холодно,
чортъ побери! Бѣдны я ноги такъ зябнутъ, что сердце ще­
митъ отъ боли и послѣ двухчасоваго, неподвижнаго сидѣнья,
когда выходишь изъ-за стола, онѣ движутся подъ тобою,
какъ будто какія нибудь деревяшки.
Я помню, что въ училищѣ мы до нѣкоторой степени
облегчали свое горькое положеніе въ этомъ случаѣ такимъ
образомъ: когда продрогшіе ученики теряли уже послѣднее
терпѣніе и замѣчали, что наконецъ и самъ учитель, одѣтый
въ теплую енотовую шубу, потираетъ свои посинѣвшія руки
и пожимаетъ плечами— изъ отдаленнаго угла раздавался не­
смѣлый возгласъ: „позвольте погрѣться!...44 Позвольте по­
грѣться! вторили ему въ другомъ углу, и вдругъ все слива­
лось въ одинъ громкій, умоляющій голосъ: „позвольте по­
грѣться!...44 И учитель удалялся иногда въ корридоръ, а чаще
въ комнату своего товарища, который занималъ казенное

308

ИГРУШ ЕЧКА

помѣщеніе въ нижнемъ этажѣ. Вслѣдъ за нимъ сыпались
дружные звуки оглушительной дроби. Это-то и было согрѣваніе: ученики, сидя на скамьяхъ, стучали во всю мочь сво­
ими окоченѣлыми ногами объ деревянный, покоробившійся
отъ старости полъ. Между тѣмъ какой нибудь шалунъ, про­
сунувъ въ полуотворенную дверь свою голову, зорко осма­
тривалъ корридоръ, „Гдѣ учитель? В ъ корридорѣ?“ спраши­
вали его позади. „Н ѣтъ. Ушелъ внизъ“ . „Валяй, братцы!
В а д я и |..и И ученики прыгали черезъ столы на середину
класса.
„Н у, ты! мокроглазый! Становись на поединокъ...“ вос­
клицаетъ одна голоостриженная, бойкая голова и размахи­
ваетъ кулаками передъ носомъ своего товарища.
— Становись! говоритъ мокроглазый, притопывая ногой,—
становись!
Р азъ — два! разъ— два! и пошла кулачная работа.
К ъ нимъ присоединяется новая пара горячихъ бойцовъ,
еще и еще— и вотъ валитъ уже стѣна на стѣну. Неучаствую­
щіе въ бою и тѣ, которые успѣли получить подъ свои бока
доетатотное число пироговъ, стоятъ на столахъ и тѣлодви­
женіями и крикомъ одушевляютъ подвизающихся среди класса
рыцарей. Избранный часовой стоитъ у дверей и сторожитъ
приходъ учителя. „Тсс... т с с ../‘ говоритъ онъ и ученики бѣ­
гутъ на свои мѣста.
Учителя встрѣчаетъ въ дверяхъ облако густой пыли.
„А !“ восклицаетъ онъ: — „опять бились на кулачки!" и
внимательно смотритъ по сторонамъ и замѣчаетъ у одного
подбитый глазъ.
— А какъ ты смѣлъ биться на кулачки? А?
— Я не бился, ей Богу, не бился!— отвѣчаетъ плакси­
вый голосъ.
— Врешь! Пошелъ къ порогу.
И виновный безъ дальнѣйшихъ объясненій отправляется,
куда ему приказано, распоясывается, растегиваетъ свой нан­
ковый сюртучишко и такъ далѣе, и ложится на холодный

И. С. НИКИТИНЪ

309

полъ. Сидѣвшій у порога ученикъ, такъ называемый с ѣ к у т о р ъ , съ гибкою лозою въ рукѣ, усердно принимается за
свою привычную работу.
— Простите! простите! разносится на весь классъ ж а- ,
лобный крикъ
— Прибавь ему, прибавь!— И с ѣ к у т о р ъ прибавляетъ.
Операція кончилась, и наказанный, какъ ни въ чемъ не
бывало, встаетъ, утираетъ слезы, подпоясывается, отдаетъ
по заведенному порядку своему наставнику низкій поклонъ—
благодарность за поученіе и отправляется на мѣсто, замѣчая
мимоходомъ одному изъ своихъ товарищей: „я говорилъ тебѣ,
такой сякой, не бей по лицу: синякъ будетъ... вотъ и вы­
драли.
Та же самая потѣха повторяется и на слѣдующіе дни
съ предварительнымъ условіемъ: „смотрите, братцы: по лицу
чуръ не бить!...“
Несмотря на такую тяжелую обстановку, учился В аня !
все-таки хорошо. Тогда требовалось, чтобы ученикъ только
хорошо отвѣчалъ зазубренное наизусть и не прибавлялъ ни­
чего своего къ отвѣту. Но и Ванѣ часто попадало ни за
что, напримѣръ, хоть зачѣмъ дурно выговаривалъ. Вотъ какъ
онъ вспоминаетъ про себя подъ именемъ Евграфа:
................ Въ классѣ тишина.
Вопросъ учитель предлагаетъ;
Евграфъ удачно отвѣчаетъ,
Восторга грудь его полна.
Наставникъ строго замѣчаетъ:
„Мѣщанскій выговоръ у васъ!“
И весело хохочетъ классъ,—
Евграфъ блѣднѣетъ...

Семнадцати лѣтъ молодой Никитинъ кончилъ въ школѣ
и отецъ отдалъ его въ семинарію, — высшее духовное учи­
лище. Тамъ было немного лучше чѣмъ въ школѣ, лучше
обращались съ учениками, но за то было такое же зубреніе
наизусть, то же нетопленіе классовъ зимой, тѣ же непри­
вѣтливые, требовательные учителя, какъ и въ школѣ. Учи-

310

ИГРУШ ЕЧКА

теля, называемые здѣсь въ семинаріи профессорами, также
требовали, чтобы ученики отвѣчали уроки наизусть и какъ
доставалось тѣмъ, которые разсказывали своими словами!
Одинъ изъ профессоровъ въ „Воспоминаніяхъ семинариста"
разсказываетъ такой случай:
„При нашемъ отцѣ-ректорѣ не заснешь. Онъ ежене­
дѣльно посѣщаетъ всѣ классы; примѣрный, можно сказать,
начальникъ: на вопросъ не позволитъ отступить отъ положен­
наго имъ однажды навсегда правила. Вчера сижу я спо­
койно за своимъ столикомъ, глядь— онъ идетъ. Я вскочилъ,
застегнулъ въ торопяхъ на всѣ пуговицы фракъ, и подо­
шелъ къ нему подъ благословенье. „Продолжайте, сказалъ
онъ, продолжайте..." Неугодно ли вамъ кого нибудь спро­
сить?— говорю я. „Н у, чтожъ, пожалуй, пожалуй. Н у ты...
читай! Онъ указалъ на одного ученика. Ученикъ-то попался
бойкій, какъ бишь онъ прозывается?., да! Яблочкинъ. Всталъ
онъ и началъ объяснять лекцію своими словами, и ничего,
такъ знаете свободно. Объяснилъ и стоитъ — улыбается.
„Кончилъ?^ спросилъ его отецъ-ректоръ. — Кончилъ. „Н у,
чтожъ, вотъ и дуракъ..-. И забудешь все черезъ полгода“ .
Яблочкинъ поблѣднѣлъ, я тоже немножко потерялся. Отецъректоръ обратился ко мнѣ. „У васъ въ классѣ 80 человѣкъ.
Этакъ нельзя, нельзя! Если каждый изъ нихъ будетъ сочи­
нять отвѣты изъ своей головы, вавилонское столпотвореніе
выйдетъ, непремѣнно выйдетъ...“ Я хотѣлъ оправдываться.
„Н ѣтъ, говоритъ, этакъ нельзя. Пусть основательно знаютъ
то, что для нихъ напечатано, или написано; въ ихъ возрастѣ
и этого достаточно, очень достаточной Повернулся—и ушелъ.
Я и остался, какъ оплеванный и съ досады такъ пробралъ
Яблочкина, что у него брызнули слезы“ .
А вотъ какъ Никитинъ разсказываетъ, какъ шло препо­
даваніе въ классахъ:
„Много времени отнимаютъ классы и затверживанье на­
изусть разныхъ уроковъ, — право досадно! Иногда сидишь,
сидишь въ классѣ и задашь себѣ, ради скуки, вопросъ:

И. 0. НИКИТИНЪ

311

„И зъ -за чего я тутъ сижу'?44 И никакъ не р ѣ ш и ть этого про­
стого вопроса. Сегодня, напримѣръ, въ 11 часовъ утра, яви­
лась въ классъ высокая, тощ ая, блѣдная фигура, одѣтая
по своему обыкновенію въ длиннохвостый фракъ со свѣт­
лыми пуговицами. Это былъ наставникъ, читающій намъ гео­
метрію. Послѣ молитвы „Ц арю Небесный44 черный фракъ
двигался нѣсколько минутъ изъ угла въ уголъ по классу,
затѣмъ послѣдовали старческій кашель, щелчекъ по таба­
керкѣ, нюханье табаку и вытираніе носа платкомъ. Мы ко
всему этому привыкли и ждали, что будетъ далѣе. „Д айте
мнѣ мѣлу!44 Ученикъ подалъ ему кусокъ мѣлу и вытеръ гряз­
ною тряпкою черную доску. Такъ какъ тряпки были въ мѣлу
и выпачкали ему руки, онъ ударилъ ладонью объ ладонь и
при этомъ, разумѣется, счелъ нужнымъ, на потѣху товари­
щей, скорчить рожу. И вотъ на доскѣ появились углы и
треугольники. Геометрія у насъ не считается въ числѣ глав­
ныхъ предметовъ преподаванія и потому на черченіе настав­
ника никто не обращалъ ни малѣйшаго вниманія. Онъ оста­
навливалъ время отъ времени свою работу, нюхалъ табакъ,
поглядывалъ наискось на изображенные имъ круги и тре­
угольники и снова продолжалъ: A B + АС = AD + A C.=S и
притомъ уголъ ВАО и такъ далѣе. Позади меня два уче­
ника преспокойно играли въ три листика, искусно пряча
подъ столомъ избитыя, засаленныя карты. Вдругъ одинъ
изъ нихъ, вѣроятно въ порывѣ восторга, крикнулъ: „флюстъ!44
Наставникъ вздрогнулъ и обернулся. „Какой флюстъ? Кто
это сказалъ? И подойдя къ нашему столу, ни съ того, ни
съ сего, напалъ на сидѣвшаго подлѣ меня товарища. „А,
въ карты играть?., хорошо?.. Пойдемъ къ инспектору44.
Бѣднякъ струсилъ и указалъ на виновнаго. „Это вотъ онъ
что-то сказалъ44. — А, это ты! крикнулъ наставникъ: — хо­
рошо!.. Пойдемъ къ инспектору. — „Помилуйте, отвѣчалъ
съ улыбкою ученикъ: — я сказалъ: плюсъ, а не флюстъ44.—•'
Пошелъ на середину класса!., ну, стой тутъ. Гдѣ карты?—
„У меня никакихъ нѣтъ картъ44. — А, нѣтъ... выворачивай

312

ИГРУШ ЕЧКА

карманъ... Такъ... Выворачивай другой... Гм... нѣтъ... р астегни жилетъ. — К артъ нигдѣ не нашлось: онѣ уже давно
были переданы въ десятыя руки. „Ну, чортъ васъ разбе­
ретъ! Зачѣмъ ты нарушаешь порядокъ1?44— Виноватъ, я увлекся
вашею задачею; вы, кажется, хотѣли поставить минусъ, а мнѣ
показалось, что нужно плюсъ, я и крикнулъ: плюсъ!— „ То-то
увлекся... Пошелъ на мѣсто!44Динь-динь-динь! Пробило 1 2 д а совъ. „Уже1?44 спросилъ наставникъ. Обратился къ журналисту
и подписалъ въ журналѣ свою фамилію. „Дайте-ка мнѣ геомет­
рію44. Книга была подана. „Отъ сихъ до сихъ44, сказалъ онъ и про­
велъ своимъ острымъ ногтемъ на поляхъ страницы двѣ черты44.
Несмотря на такое плохое преподаванье, семинарія была
очень полезна для Никитина и вотъ почему: тутъ онъ узналъ
и прочелъ такихъ нашихъ писателей, какъ Пушкинъ, Лер­
монтовъ, Кольцовъ, Бѣлинскій. Всѣхъ этихъ писателей, ска­
залъ намъ отецъ, вы, дѣти, знаете, вы читали ихъ стихи,
учили наизустъ. Вы не знаете только Бѣлинскаго, о немъ вы
услышите послѣ, когда будете постарше. Скажу только, что
это былъ нашъ знаменитый критикъ того времени. Всѣ эти
писатели открыли Никитину такъ много неизвѣстнаго, такъ
много интереснаго въ жизни, въ знаніи, что онъ изъ ребенка
сталъ взрослымъ и самъ началъ писать стихи, только, къ
сожалѣнію, отъ этого времени не сохранилось ни одного
изъ его стихотвореній. Онъ былъ строгъ къ себѣ и рвалъ
ихъ. До насъ дошли только тѣ изъ его стихотвореній, ко­
торыя написаны имъ, когда ему было уже лѣтъ за двадцать.
Одно изъ первыхъ его стихотвореній:
Л Ѣ С Ъ .

Шуми, шуми, зеленый лѣсъ!
Знакомъ мнѣ шумъ твой величавый,
И твой покой, и блескъ небесъ
Надъ головой твоей кудрявой.
Я съ дѣтства понимать привыкъ •
Твое молчаніе нѣмое
И твой таинственный языкъ,
Какъ что-то близкое, родное.

313

И. С. НИКИТИНЪ
Какъ я любилъ, когда, порой,
Краса угрюмая природы,
Ты спорилъ съ сильною грозой
Въ минуты страшной непогоды,
Когда большихъ твоихъ дубовъ
Вершины темныя качались
И сотни разныхъ голосовъ
Въ твоей глуши перекликались...
Или, когда свѣтило дня
Н а дальнемъ западѣ сіяло,
И яркимъ пурпуромъ огня
Твою одежду освѣщало!
Межъ тѣмъ въ глуши твоихъ деревъ
Была ужъ ночь, а надъ тобою
Цѣпь разноцвѣтныхъ облаковъ
Тянулась пестрою грядою...

•

И ванъ Савичъ показалъ свои стихи профессору словеспости; профессоръ похвалилъ и совѣтовалъ продолжать.
Домашняя жизнь въ это время совсѣмъ перемѣнилась у
Никитина. Дѣла отца его пошли плохо. Торговлю свѣчами
захватили въ свои руки богатые купцы и мелкимъ торгов­
цамъ пришлось раззориться. Неудачи сердили Савву Евтихіевича; онъ все болѣе и болѣе становился раздражителенъ
и началъ больше запивать. Тяжела сдѣлалась жизнь ста­
рушки Прасковьи Ивановны и молодаго Никитина. Старушка
стала хворать. И ванъ Савичъ мечталъ о знаніяхъ, о ра­
зумной, полезной жизни, стихи не выходили у него изъ го­
ловы, а дома шумъ, брань, побои. Онъ сдѣлался мра­
ченъ и удалялся даже отъ своихъ товарищей въ семинаріи.
Девятнадцати лѣтъ онъ кончилъ курсъ. В ъ этомъ возрастѣ
И ванъ Савичъ былъ довольно красивъ, роста средняго, ху­
дощавъ, но крѣпко сложенъ, черты лица довольно правиль­
ныя, пріятныя, лучшимъ украшеніемъ были большіе, чер­
ные, выразительные глаза. Кончивши курсъ, Иванъ Савичъ
хотѣлъ ѣхать въ университетъ, отецъ также желалъ этого,
но старушка мать и слышать нехотѣла отправлять сына
въ чужой городъ. Савва Евтихіевичъ исполнилъ желаніе

314

ИГРУШ ЕЧКА

жены и вмѣсто университета посадилъ сына въ лавку тор­
говать свѣчами. Нечего говорить о томъ, легко ли это было
Ивану Савичу, только и мечтавшему объ ученьи и о зна­
ніяхъ.
А тутъ подошло новое несчастіе: умерла его добрая,
терпѣливая мать. Смерть матери поразила Ивана Савича.
Онъ остался одинъ съ старикомъ отцомъ на рукахъ.
Ещ е до кончины Прасковьи Ивановны Никитины разго­
рались, свѣчной заводъ ихъ рушился, торговля на ярмар­
кахъ не шла; осталась только свѣчная лавка, да постоялый
дворъ, который они купили на послѣднія деньги. Сами они
поселились въ старомъ флигелькѣ, а дворъ сдали въ наймы.
Послѣ же смерти жены Савва Евтихіевичъ такъ сталъ запи­
вать, что раззорило его совершенно; остался только одинъ
постоялый дворъ. Тутъ-то Иванъ Савичъ и показалъ себя
истиннымъ сыномъ. Онъ терпѣливо переносилъ недостатки
своего отца и взялъ на себя всѣ дѣла: отказалъ арендатору
постоялаго двора и самъ сдѣлался дворникомъ. Бы ть двор­
никомъ, т. е. хозяиномъ постоялаго двора, значило встрѣчать
на улицѣ и зазывать къ себѣ проѣзжихъ, ямщиковъ и
крестьянъ съ обозами, . задавать кормъ лошадямъ, варить
щи и кашу и угощать проѣзжихъ. Когда онъ поправилъ
нѣсколько дѣла, то нанялъ стряпуху. И вотъ образованный
человѣкъ съ мечтами объ университетѣ, о поэзіи, о знаніяхъ,
все бросилъ, чтобы поддержать своего старика. Онъ и одѣ­
вался въ крестьянскій кафтанъ и носилъ высокіе, часто дыря­
вые сапоги. Изрѣдка только въ свободныя минуты удавалось
ему забираться на сѣновалъ — свой кабинетъ, — тамъ онъ
страстно, съ восторгомъ читалъ своихъ любимыхъ авто­
ровъ. И такъ прожилъ онъ долгихъ десять лѣтъ. Вотъ что
пишетъ онъ самъ объ этомъ времени своей жизни:
„Окруженный людьми, лишенными малѣйшаго образова­
нія, не имѣя руководителей, не слыша разумнаго совѣта, за
что и какъ мнѣ надобно взяться, я бросался на всякое сколько
нибудь замѣчательное произведеніе, бросался и на посред-

и. с. Никитинъ

315

ственное, за неимѣніемъ лучшаго. П родавая извощикамъ
овесъ и сѣно, я обдумывалъ прочитанныя мною и поразив­
шія меня строки, обдумывалъ ихъ въ нечистой избѣ, не­
рѣдко подъ крикъ и пѣсни разгулявшихся мужиковъ. Сердце
мое обливалось кровью отъ грязныхъ сценъ. Н айдя свобод­
ную минуту, я уходилъ въ какой нибудь отдаленный уголокъ
моего дома. Тамъ я знакомился съ тѣмъ, что составляетъ
гордость человѣчества, тамъ я слагалъ скромный стихъ, про­
сившійся у меня изъ сердца. В се написанное я скрывалъ,
какъ преступленіе отъ всякаго посторонняго лица и съ раз­
свѣтомъ сожигалъ строки, надъ которыми плакалъ во время
безсонной ночи. Съ лѣтами любовь къ поэзіи росла въ моей
груди, но вмѣстѣ съ нею росло и сомнѣніе: „есть-ли во мнѣ
хотя искра дарованія?"
З а все время своей труженической жизни въ эти десять
лѣтъ у Ивана Савича былъ только одинъ другъ— Дураковъ.
Ему первому онъ читалъ свои стихи и по его же совѣту
рѣшился наконецъ попробовать ихъ напечатать. Это было
въ 1858 году, во время Крымской войны. Никитинъ послаллъ
нѣсколько своихъ стихотвореній въ редакцію „Воронежскихъ
Губернскихъ Вѣдомостей". Стихи его имѣли такой успѣхъ,
о какомъ онъ не смѣлъ и мечтать. Слава о немъ рас­
пространилась не только въ Воронежѣ, но и въ Петербургѣ.
Многіе петербургскіе литераторы писали ему дружескія письма.
В ъ Воронежѣ лучшіе образованные люди искали познако­
миться съ дворникомъ Савельичемъ, какъ его звали изво­
щики. Лучшее изъ напечатанныхъ тогда стихотвореній было
„Русь":
Подъ большимъ шатромъ
Голубыхъ небесъ, —
Вижу— даль степей
Зеленѣется.
И на граняхъ ихъ,
Выше темныхъ тунъ,
Цѣпи горъ стоятъ
Великанами.
2

816

ИГРУШЕЧКА
По степямъ въ моря
Рѣки катятся,
И лежатъ пути
Во всѣ стороны.
Посмотрю на югъ —
Нивы зрѣлыя,
Что камышъ густой,
Тихо движутся;
Мурава луговъ
Ковромъ стелется,
Виноградъ въ садахъ
Наливается.
Гляну къ сѣверу —
Тамъ, въ глуши пустынь,
Снѣгъ, НТО бѣлый пухъ,
Быстро кружится;
Подымаетъ грудь
Море синее,
И горами ледъ
Ходитъ по морю;
И пожаръ небесъ
Яркимъ заревомъ
Освѣщаетъ мглу
Непроглядную...
Это ты, моя
Русь державная,
Моя родина
Православная!
Широко ты, Русь,
По лицу земли
Въ красѣ царственной
Развернулася!
У тебя ли нѣтъ
Поля чистаго,
Гдѣ-бъ разгулъ нашла
Воля смѣлая?

и.

с.

Никитинъ

317

У тебя ли нѣтъ
Про запасъ казны,
Для друзей стола,
Мена недругу?
У тебя ли нѣтъ
Богатырскихъ силъ,
Старины святой,
Громкихъ подвиговъ?
Передъ кѣмъ себя
Ты унизила?
Кому въ черный день
Низко кланялась?..

Съ нѣкоторыми изъ своихъ новыхъ знакомыхъ Никитинъ
сошелся очень близко. Они полюбили его, образовали свой
кружокъ, собирались, читали, говорили и остались дружны
съ нимъ до его кончины. Никитинъ приносилъ свои новые
стихи, читалъ ихъ вслухъ, талантъ его быстро развивался,
извѣстность росла. В ъ 1856 году была издана книжка его
стихотвореній. Денежныя дѣла его улучшились, такъ что онъ
вмѣсто себя могъ нанять дворника, ему оставалось болѣе вре­
мени для чтенія и работы. Это было лучшее время его жизни.
Отецъ трезвый гордился сыномъ, а выпивши былъ ^невыно­
симъ. Ивану Савичу многіе предлагали уѣхать изъ Воро­
нежа въ Петербургъ, чтобы тамъ имѣть возможность разви­
вать на свободѣ свой талантъ, но Никитинъ ни за что не
соглашался оставить стараго отца.
Вотъ какъ описываетъ свою обстановку Иванъ Саввичъ
въ письмѣ къ своему другу:
„И снова видишь передъ собою:
Диванъ съ подушкою худою,
Комодъ, старинный туалетъ,
Семь стульевъ, столъ на жалкихъ ножкахъ,
Навозъ какой-то на полу,
Цвѣты въ какихъ-то глупыхъ плошкахъ
И, наконецъ, кота въ углу
Да вотъ пришелъ старикъ сердитый,
О похоронахъ говоритъ
И, кажется, меня бранитъ".

318

ИГРУШ ЕЧКА

Въ этомъ-то кабинетѣ писалъ свои задушевныя пѣсни
Никитинъ. Стихъ давался ему легко. Онъ писалъ ихъ сразу,
безъ помарокъ, но часто недовольный, сжигалъ или рвалъ.
Въ стихахъ своихъ онъ всего чаще описывалъ бѣдность,
сиротство, которыхъ такъ много видѣлъ и такъ много испы­
талъ въ жизни.
Вотъ какъ онъ описывантъ бѣдность подъ видомъ сироты.
Ахъ, ты бѣдность горемычная,
Дома въ горѣ терпѣливая,
Къ куску черному привычная,
Бъ чужихъ людяхъ боязливая!
Всѣмъ ты, робкая, въ глаза глядишь,
Сирота стыдомъ убитая,
Къ богачу придешь—въ углу стоишь
Безпривѣтная, забытая...

Вотъ какъ онъ рисуетъ жизнь крестьянина-нахаря:

.

„Съ ранней зорьки пашня черная
Бороздами подымается,
Конь идетъ—понуривъ голову,
Мужичекъ идетъ—шатается...
Зрѣетъ рожь— тебѣ заботушка:
Какъ бы градомъ не побилася,
Безъ дождя въ, жары не высохла,
Отъ дождей не положилася.
•

•

Хлѣбъ поспѣлъ—тебѣ кручинушка:
Убирать ты не управишься,
На коршо-то онъ осыплется,
Безъ куска-то ты останешься.

■*

Урожай—купцы снѣсивятся,
Годъ плохой—въ семьѣ всѣ мучатся—
Все твой дворъ не поправляется,
Дѣтки грамотѣ не учатся.
Гдѣ-же кладъ твой заколдованный,
Гдѣ талантъ твой, пахарь, спрятался?
На труды твои, да на горе
Вдоволь вчужѣ я наплакался!"

и. с.

Никитинъ

А вотъ мать разсказываетъ
холода ея маленькій сынокъ:

какъ

319
умеръ

отъ голода и

— „Охъ, я вѣдь съ нимъ заботушки
Не мало приняла!...
Кормить его, по немочи,
Я грудью не могла.
Поутру жидкой кашицы
Вольешь ему въ рожокъ,
Сосетъ ее онъ, бѣдненькій,
Да тѣмъ и сытъ денекъ.
Тутъ, знаешь, у насъ горенка,
Зимой-то, что ледникъ,—
Чуть сонный онъ размечется,
Ну и подыметъ крикъ...
И весь дрожитъ отъ холода...
Начнешь ему дышать
На красныя рученки-то,
Ну и заснетъ опять."
— „Съ недѣлю, другъ мой, маялся,
И не бралъ въ ротъ рожка;
Бывало, только капельку
Проглотитъ молока.
Вчера, моя голубушка,
Ласкаю я его,
Глядь— слезки навернулися
На глазкахъ у него.
Какъ будто жизнь безгрѣшную
Онъ кинуть не хотѣлъ...
А умеръ тихо, бѣдненькій,
Какъ свѣчка, догорѣлъ!"

Покойная, мирная жизнь Ивана Савича продолжалась
недолго. Многіе изъ близкихъ друзей его разъѣхались, что
было для него большой утратой, да и здоровье его пошатну­
лось. Отчасти бѣдность и лишенія въ молодости были тому
виною, а главное, что надорвался, не смотря на то, что
онъ, какъ и отецъ его, былъ такъ силенъ отъ природы, что

320

ИГРУШ ЕЧКА

разъ, хвалясь своей силой, сдвинулъ съ мѣста тяжело нагру­
женный возъ. Сначала онъ страдалъ разстройствомъ желудка,
болѣзнь эта длилась нѣсколько лѣтъ и кончилась чахоткой.
Никитинъ постоянно лечился, сидѣлъ на дегтѣ, ѣздилъ въ
деревню къ знакомымъ, ничто не помогало, здоровье ста­
новилось все хуже и хуже. Но несмотря на болѣзнь, онъ
не оставлялъ литературныхъ занятій, и извѣстность его ро­
сла. З а три года до смерти, получивъ довольно большія
деньги за изданіе своихъ стиховъ, онъ задумалъ открыть
книжный магазинъ; возня съ сѣномъ, извощиками, лошадьми
надоѣла ему. Онъ пользовался такимъ уваженіемъ и любовью
въ городѣ, что всѣ, кто только могъ, способствовали ему
открыть этотъ магазинъ.
Въ 1859 году во время масляницы на главной улицѣ
города появилась вывѣска: „ К н и ж н ы й м а га зи н ъ Н и к и т и н а “ . И ванъ Савичъ былъ такъ счастливъ, такъ радъ,
что достигъ своей цѣли, и поведетъ съ этихъ поръ спокой­
ную жизнь, что послѣ молебна для освѣщенія магазина
обнялъ своего отца и зарыдалъ...
Здоровье Ивана Оавича становилось все хуже и хуже.
Лѣтомъ 60-го года онъ, полубольной съѣздилъ, ненадолго
въ Петербургъ по дѣламъ магазина, но этой поѣздкой остался
недоволенъ, почти всѣ литераторы были разъѣхавшись и
онъ ни съ кѣмъ не могъ познакомиться.
В ъ началѣ 61-го года, почти умирающій, И ванъ Савичъ
былъ чрезвычайно обрадованъ освобожденіемъ крестьянъ.
Лѣтомъ онъ почти не вставалъ съ постели, такъ былъ худъ,
что его нельзя было узнать, и уже не могъ заниматься.
Умирать ему не хотѣлось, положеніе его улучшалось, дѣла
шли хорошо. По временамъ онъ надѣялся подняться и снова
сознавалъ, что все кончено. З а годъ до кончины онъ напи­
салъ прекрасную свою повѣсть „Записки семинариста^, въ
ней очертилъ свою невеселую молодость и самого себя уми­
рающимъ отъ чахотки. Кончается эта повѣсть, можно ска­
зать, лучшимъ его стихотвореніемъ, въ которомъ выразилась

И. С. НИКИТИНЪ

821

вся его безрадостная жизнь и печаль о своей ранней кон­
чинѣ. Вотъ это стихотвореніе:
Вырыта заступомъ яма глубокая.
Жизнь невеселая, жизнь одинокая;
Жизнь безпріютная, жизнь терпѣливая,
Жизнь, какъ осенняя ночь,, молчаливая, —
Горька она, моя бѣдная, шла
И, какъ степной огонекъ, замерла.
Что же? Усни моя доля суровая!
Крѣпко закроется крышка сосновая,
Плотно сырою землею придавится.
Только однимъ человѣкомъ убавится...
Убыль его никому не больна,
Память о немъ никому не нужна!...
Вотъ она-—слышится пѣснь беззаботная, — •
Гостья погоста, пѣвунья залетная,
Въ воздухѣ синемъ на волѣ купается;
Звонкая пѣснь серебромъ разсыпается...
Тише!... О жизни поконченъ вопросъ;
Больше не нужно ни пѣсенъ, ни слезъ!...

Эти стихи высѣчены на памятникѣ, поставленномъ поэту
на могилѣ его. И ванъ Савичъ скончался 1861 года 16-го
октября, 87 лѣтъ.
Онъ оставилъ духовное завѣщаніе, по которому деньги,
вырученныя за изданія его сочиненій, завѣщалъ употребить
для какой нибудь благотворительной дѣли.
Старикъ отецъ былъ страшно пораженъ кончиною сына,
даже сразу постарѣлъ лѣтъ на десять. Онъ пережилъ сына
тремя годами.
Похороны поэта были торжественны. Его провожало до
могилы духовенство, учащіеся и множество почитателей
его таланта. Поэта погребли на Новомъ или М итрофаньевскомъ кладбищѣ.
Такъ прошла жизнь поэта и человѣка въ полномъ смыслѣ
этого слова. Н е будь такъ тяжела его обстановка и его
жизнь, быть можетъ, онъ развился бы еще могучѣе и силъ-

322

ИГРУШ ЕЧКА

нѣе. Несжотря на это, какъ каждая прочувствованная имъ
строка его стиховъ, такъ и его жизнь могутъ служить
всѣмъ поученіемъ и примѣромъ. Вотъ что онъ завѣщалъ
намъ:
Медленно движется время,
Вѣруй, надѣйся и жди...
Зрѣй, наше юное племя!
Путь твой широкъ впереди.
Молніи насъ освѣщали,
Мы на распутьи стоимъ...
Мертвые въ мирѣ почили,
Дѣло настало живымъ.
Рыхлая почва готова,
Сѣйте, покуда весна:
.
Добраго дѣла и слова
; Не пропадутъ сѣмена.
Гдѣ мы и какъ мы добыли —
Внукамъ отчетъ отдадимъ...
Мертвые въ мирѣ почили,
Дѣло настало живымъ.

Н. К апустина.

УТ Р О ВЪ ЛѢСУ
СКВОЗЬ вѣтви чуть распустившейся липы
Брызнули солнца лучи золотые
И отразились въ душистыхъ листочкахъ,
Унизанныхъ свѣтлой росою.
Изъ норокъ прохладныхъ и мховъ изумрудныхъ
Влажныя крылья свои расправляя,
Вышелъ жучекъ и пестрая Божья коровка
И миріады другихъ насѣкомыхъ.
Въ воздухѣ ясномъ торжественнымъ хоромъ
Чудныя пѣсни вокругъ зазвучали
Пташекъ залетныхъ, и всюду казалось
Видимо было присутствіе Бога.

С . Д р о ж ж инъ.

МАЛЕНЬКІЙ РУДОКОПЪ
Ч О БЫ не думать объ опасности, Готлибъ
Т
сталъ смотрѣть вокругъ себя. Онъ думалъ,
что въ глубинѣ увидитъ громадную пещеру,
поддерживаемую гигантскими столбами, бле­
стящую золотомъ и серебромъ. Ничего этого
не было. Темныя галлереи, гдѣ едва можно
было прямо стоять, тянулись по всѣмъ на­
правленіямъ: то возвышаясь, то понижаясь,
а иногда спускались перпендикулярно. Кламротъ объяснялъ ему все, что они видѣли.
Показывалъ руду, насосы, выкачивающіе воду
до самаго верха колодца посредствомъ видимой имъ ма­
шины, онъ обращалъ его вниманіе на множество малень­
кихъ огоньковъ— фонари рудокоповъ мелькавшіе съ разныхъ
сторонъ, и на глухой стукъ трехколесныхъ фуръ. Этѣ фуры,
говорилъ Кламротъ, рудокопы называютъ по своему, с о б а ­
к а м и , спереди у нихъ придѣланъ фонарь, а сзади ихъ под­
талкиваютъ руками до внутренняго отверстія колодца, тутъ
вынутую изъ нихъ руду опускаютъ въ чанъ и извѣстными
аппаратами приподнимаютъ до верхняго отверстія колодца.
Потомъ показалъ ему въ корзинкахъ выломанную руду и
орудія рудокоповъ: молотки, палицы, бурава и т. д.

МАЛЕНЬКІЙ РУДОКОПЪ

325

Вдругъ въ рудникахъ раздался страшный трескъ; дрожа
отъ страха, Готлибъ упалъ на колѣни. Кламротъ поднялъ его
и успокоилъ объясняя, что трескъ произошелъ отъ взрыва
мины — въ подземныхъ галлереяхъ и что это не рѣдкость.
Готлибу казалось, что земля подъ его ногами колеблется,
и просился выйдти изъ рудниковъ. Кламротъ согласился
и подошелъ къ колодцу чтобы выйдти. Но въ этотъ день
Готлибу суждено было испытать всѣ ужасы этого реме­
сла. Въ то время какъ поднимали къ верху полный чанъ
и дожидались его обратно, Кламротъ разговаривалъ съ двумя
рудокопами работавшими тутъ. Они стояли прямо подъ от­
верстіемъ колодца. Вдругъ одинъ изъ нихъ упалъ мертвый
на землю, не произнеся ни слова; окружавшіе его работники
остолбенѣли отъ ужаса. Наконецъ другой рудокопъ сказалъ:
— Я говорилъ ему не наполнять такъ чана, не послу­
шался, вотъ самъ же и сдѣлался жертвой. Тутъ онъ сталъ
отыскивать камень упавшій въ голову несчастнаго, и вскорѣ
нашелъ его. Камень былъ немного больше орѣха; Готлибъ
не понималъ какъ могъ онъ убить человѣка.
— Очень просто, сказалъ рудокопъ. Вышина увеличи­
ваетъ тяжесть падающихъ предметовъ. Въ своемъ паденіи,
такой камешекъ достигъ силы почти пушечнаго ядра. У насъ
было много такихъ примѣровъ. Господь послалъ ему внезап­
ную смерть. Ж аль его жену и дѣтей, онѣ имъ только и жили.
Извѣстіе объ этомъ случаѣ распространилось по всѣмъ
рудникамъ. Отовсюду огни приближались къ колодцу. Вскорѣ
всѣ рудокопы окружили своего безжизненнаго товарища.
Каждый выражалъ сожалѣніе. Директоръ положилъ конецъ
всему, предложивши прочесть „Отче наш ъ“ за упокой души
усопшаго. Помолившись, рудокопы принялись за свою опас­
ную работу. Умершаго положили въ чанъ, которымъ Клам­
ротъ и Готлибъ хотѣли воспользоваться, товарищъ сѣлъ
около несчастнаго и поднялся на поверхность земли. Гот­
либъ съ отцемъ принуждены были возвратиться по той же
дорогѣ, по которой спускались.

326

ИГРУШ ЕЧКА

— Недостаетъ теперь, чтобы вспыхнулъ газъ рудниковъ,
сказалъ Еламротъ, тогда ты узналъ бы все, что можетъ слу­
читься въ нихъ ужаснаго. Готлибъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ
на отца.
— Газъ рудниковъ, продолжалъ Еламротъ, это вредный
воздухъ, отдѣляющійся иногда въ рудникахъ, отъ него или
задыхаются работники, или онъ воспламеняется отъ сопри­
косновенія съ огнемъ. Если газъ вспыхнетъ, рудники стано­
вятся всепожирающей, пылающей печью. Ну, хочешь ли
еще быть рудокопомъ1?
Готлибъ хранилъ глубокое молчаніе до тѣхъ поръ, пока
не вышелъ изъ рудниковъ и не увидалъ дневнаго свѣта. Тутъ
онъ вздохнулъ свободно и сказалъ:
— Я представлялъ себѣ рудники въ другомъ видѣ.
— Еаждый день мы узнаемъ что нибудь новое. Всякое
положеніе имѣетъ свою хорошую и свою дурную сторону,
замѣтилъ Еламротъ.
Дѣти, увидавши отца и Готлиба, обрадовались имъ.
Игрушки, принесенныя Готлибомъ, доставили имъ большое
наслажденіе. Готлибъ радостно раздѣлилъ ихъ дѣтямъ.
(Съ нѣмецкаго.)

Нирица.

оч еркъ Воронежской губернии
ЕСЛ И В Ыпосмотрите на карту, то увидите, что
Воронежская губернія находится на границѣ между
Малороссіей и Великороссіей.
Р ѣ ка Донъ раздѣляетъ ее почти на двѣ равныя части.
Западная часть возвышенна и холмиста, восточная— степная.
Кромѣ Дона по Воронежской губерніи протекаютъ его
притоки судоходные: Воронежъ и Хоперъ и много несудо­
ходныхъ мелкихъ, изъ нихъ замѣчателенъ Битюгъ, по породѣ
лошадей, которыя тамъ разводятся. И хъ и называютъ по
рѣкѣ би тю гам и . Битюги отличаются необыкновенной силой
и выносливостью.
Лѣтомъ въ Воронежской губерніи страшно жарко, такъ
какъ она на югѣ, а зимой бываютъ большіе морозы—
по отдаленности моря. Благодаря жаркому лѣту, тамъ мо­
жетъ отлично вызрѣвать виноградъ, только на зиму лозы
виноградныя надо зарывать въ землю, а то погибнутъ отъ
холода. Арбузы и дыни поспѣваютъ прекрасно, ими за­
сѣваютъ поля, называемыя бакчами.
Зима устанавливается поздно; рѣки замерзаютъ въ поло­
винѣ ноября. Рѣки вскрываются въ концѣ марта или въ
началѣ апрѣля, снѣгъ быстро таетъ и въ первыхъ числахъ
апрѣля уже разцвѣтаетъ лиловая и малиновая медуница.
В ъ половинѣ апрѣля— голубенькій нѣжный подснѣжникъ, ко-

328

И ГРУ Ш Е Ч К А

торый въ Петербургѣ можно видѣть только за окнами цвѣ­
точныхъ магазиновъ. Въ концѣ апрѣля березы уже рас­
пускаютъ свои душистыя почки, развертываются клейкіе,
пахучіе листочки, цвѣтутъ фіалки и далеко разливаютъ свой
нѣжный запахъ. В ъ началѣ мая яблони, вишни покры­
ваются какъ пухомъ нѣжными бѣлыми цвѣтами, черемуха
стоитъ точто невѣста въ бѣломъ уборѣ, распускается важный
дубъ, поютъ птички, цвѣтетъ земляника и когда тамъ лѣто
входитъ въ свои права, въ Петербургѣ только, только еще
наливаются бузинныя почки, еще сыро, холодно, едва зеле­
нѣетъ травка. Хорошо на югѣ!
Минеральное царство незначительно. Встрѣчаются раз­
ные сорта глины: горшечная— черная, желтая и красная,
употребляемая для черепицы, пишущій мѣлъ, а въ нѣкото­
рыхъ уѣздахъ желѣзная руда.
Населеніе Воронежской губерніи почти исключительно
славянскаго племени, изъ великороссовъ и малороссовъ, есть
нѣмецкія колоніи и цыгане. Малороссы живутъ больше въ
южныхъ уѣздахъ губерніи, великороссы— въ сѣверныхъ.
Воронежская губернія находится почти вся въ черно­
земной полосѣ Россіи; почва очень плодородна; ее рѣдко
гдѣ удобряютъ; урожаи бываютъ довольно хорошіе.
Обрабатываютъ поля крестьяне лошадьми и волами.
Сѣютъ больше пшеницу и овесъ, потомъ просо, рожь, гре­
чиху, ячмень, горохъ, ленъ и коноплю. Садятъ картофель, под­
солнечники для добыванія масла, сахарную свекловицу и табакъ.
Садоводствомъ занимаются больше помѣщики и торговцы.
Крестьяне живутъ въ мазанкахъ, сдѣланныхъ изъ кольевъ
переплетенныхъ хворостомъ, смазанныхъ глиной, выбѣленныхъ
мѣломъ; кроютъ хаты соломой и очеретомъ. Изъ бревенъ хатъ
не строятъ, лѣсу мало, и тотъ очень дорогъ. Во времена
П етра Великаго тамъ были большіе лѣса, но теперь они всѣ
повырублены. Главныя породы деревьевъ: дубъ, береза,
ясень, осина и ива. Лѣса эти разбросаны отдѣльными ро­
щами, такъ называемыми д ач ам и или у рочищ ам и.

МАЛОРОССЪ ВОРОНЕЖ СКОЙ ГУ БЕРНІИ,

830

ИГРУШЕЧКА

Мазанки издали, особенно на солнцѣ, очень красиво
блестятъ своими бѣлыми стѣнами и живописными низкими
крышами; смотрятъ весело, чисто, уютно. Одежда крестьянъ
еще красивѣе ихъ жилищъ. Русскіе и малороссы—мущины
ходятъ въ бѣлыхъ рубашкахъ и бѣлыхъ суконныхъ свитахъ
съ красной оторочкой и въ высокихъ смушковыхъ шапкахъ.
Женщины, какъ русскія, такъ и малороссіянки, одѣваются
также почти одинаково. Только русскія вмѣсто пестрыхъ
несшитыхъ плахтъ носятъ пестрыя домотканныя полосатыя
и клѣтчатыя юбки, у тѣхъ и другихъ рукава и подолы руба­
шекъ вышитые, головы повязываютъ платками. Дѣвушки укра­
шаютъ головы цвѣтами, на шею навѣшиваютъ много бусъ. Вы­
ходя со двора, надѣваютъ бѣлыя суконныя свитки съ красной
оторочкой. Такъ все красиво, живописно, нарядно и дома
ихъ, и одежда, и сами они, и лѣто теплое, почти всегда
голубое небо, и земля плодородная, чѣмъ бы кажется не
житье! А приглядишься поближе и видишь, что народъ
нуждается въ землѣ, живутъ тѣсно и не совсѣмъ чисто.
Нерѣдко ѣдятъ х л ѣ б ъ , пополамъ съ картофелемъ, по недо­
статку земли, богатые купцы позабрали въ свои руки помѣ­
щичьи земли, отдаютъ ихъ въ аренду крестьянамъ въ три­
дорога. Еромѣ недостатка въ землѣ, зимой терпятъ отъ
недостатка въ топливѣ. Дрова дороги, топятъ соломой.
Чтобы дешевле было, живутъ въ одной хатѣ семьи по двѣ
и по три. Отъ тѣсноты часто болѣютъ.
Вотъ, и вспомнишь Никитина:
„Ахъ ты бѣдность горемычная".
.

*

'і'

*

Редакторъ-издательница Т. ПАССЕКЪ.
Дозволено цензурою. С.-Петербургъ, 20 марта 1882 г.
Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. № 11—2.