Смех и скорбь (Заметки переводчика об американской фантастике) [Дмитрий Анатольевич Жуков переводчик] (fb2) читать постранично, страница - 11

человеком. Я не оговорился — именно шимпанзе наделён в повести здравым смыслом и лучшими человеческими чертами, так легко утрачиваемыми людьми во имя «высших политических целей».

Едва ли не с первых страниц повести мы сталкиваемся с тремя столпами, на которых держится вся американская система. Это «свободная пресса» в лице её представителя, телевизионного комментатора Билла Данхэма, неглупого малого, которого не покидает ощущение, что его могут уволить при малейшей оговорке, и поэтому старающегося, чтобы этого «пинка» не было. Это военщина в лице генерала Магуайра, «гиганта с мозгом мартышки», который до смешного напоминает здравствующего генерала Хейга тем, что кончил едва ли не с самыми низкими баллами военную академию Вест-Пойнт и в каждом человеке, даже обезьяне, видит агента русских. Это банковский капитал и военно-промышленный комплекс в лице миссис Магуайр, которая распоряжается всюду как у себя дома, чувствуя за собой поддержку капиталов своих родителей, предусмотрительно сочетавших её с браком с недалёким, а потому перспективным военным. Именно она дала название космическому кораблю и даже имя самому шимпанзе, или шимпонавту,— Мем (по тринадцатой букве иврита).

Сам шимпанзе велит называть себя Паном Сатирусом. Видовое название шимпанзе по-латыни как нельзя лучше сочетается с характером этого героя повести Ричарда Уормсера. Пан — весёлый, козлоногий бог лесов и пастбищ, внушавший, несмотря на свою весёлость, панический страх. Сатир — хвостатое существо, спутник бога вина и веселья Диониса-Вакха. И хотя этимологи отрицают лингвистическую связь названия этого существа с сатирой, использованное лукавым Уормсером созвучие слов намекает на неё совершенно очевидно. Главам повести предшествуют иронические эпиграфы из действительно существующих и придуманных автором книг.

Человечны моряки, имеющие прозвища Горилла и Счастливчик и приставленные к Пану Сатирусу. Человечен и умён врач шимпонавта Арам Бедоян.

Бесчеловечен механизм системы, в колёса которой попадает Пан Сатирус. Любыми средствами стараются вырвать у него секрет полёта со сверхсветовой скоростью. «Разве вы не испытываете патриотических чувств, зная, что идёт „холодная война“?» — спрашивают его, подвергавшегося жестоким опытам в военно-научных целях. Его уговаривают на всех уровнях, вплоть до президента США, Человека Номер Первый. Для Пана Сатируса очевидно, что нет никакой разницы между республиканской и демократической партиями, как её нет ни для одного рядового американца. Пан Сатирус, ещё будучи обыкновенным шимпанзе, заметил, что его «сторожа обычно выключали радио, как только начиналось это — о демократах и республиканцах». И когда президент приглашает на беседу с Паном Сатирусом лидера оппозиционной партии, чтобы создать видимость «двухпартийного совещания», шимпанзе задаёт шокирующий вопрос: «О? Разве один из вас коммунист?»

Нет, шимпанзе отказывается помогать людям уничтожать себе подобных. В его остроумном споре с президентом выдвигаются два тезиса об отношении разумной жизни к среде её обитания. «Человек,— говорит президент,— единственное животное, которое господствует над своей средой, и поэтому он и есть животное, дальше всех ушедшее по пути эволюции». Пан Сатирус возражает: «Наиболее развитое животное — это существо, сумевшее найти для себя такую экологическую среду, которая полностью соответствует его потребностям, и обладающее достаточным запасом здравого смысла, чтобы не расставаться с ней».

Разумеется, стандартное утверждение президента верно. Но в ироническом определении шимпанзе куда больше философского смысла, столь актуального для наших дней, когда естественная среда обитания грозит тотальным превращением в искусственную, когда идёт речь о жизни и смерти самой природы, в которой возрос человек. Да и на человечество как вид покушается больше уже, к сожалению, нефантастического оружия, чем требуется для полного истребления жизни на Земле.

Повесть Уормсера — это антивоенный памфлет, который стал за годы, прошедшие после его написания, ещё более злободневным. А её бурлескная живость, умный юмор, череда быстро меняющихся событий, целая галерея прекрасно очерченных характеров лишь подчёркивают, какие реалистические возможности предоставляет писателю фантастический жанр.

Что ж, пришла пора сказать, чем же я как переводчик руководствовался, выбирая для переложения на русский то или иное произведение американских фантастов.

Может быть, это субъективное ощущение, но мне по душе ироничные произведения. Всё-таки фантастика, какой бы она ни была научной,— жанр условный, подобие игры. Писатель и читатель как бы заранее уговорились о правилах игры, и «дремучая» серьёзность в подходе к условным событиям в условном мире, за редкими исключениями, может навеять лишь непроходимую скуку.

Можно ли запрограммировать