Пятнадцатый год правления Жуи Вэнь*, Великой Жуи. Мужун, правящий клан Великой Янь на севере, напал и развязал войну. Линь, правящий клан Великой Жуи, никогда не делал упор на вооруженные силы, и поэтому, с более слабой армией, войска Великой Жуи были оттеснены на юг, до Южного перевала, который служил последней линией обороны столицы Великой Жуи. Последняя роковая битва казалась неизбежной.

_____________________________________________________

*Жуи Вэнь - букв. благоприятная литература

Просыпаюсь от мучительной боли.

Открываю глаза; это всё та же старая балка крыши. С одной стороны есть небольшое окно, сквозь которое видно небо, разбитое на части металлическими решётками. Через них проникает несколько лучей света, но всё же в тюремной камере довольно темно.

Пытаюсь немного расслабиться, но от малейшего рывка в спине возникает невыносимая боль. Шипя, я безвольно падаю на заплесневелое сено и смотрю на ту же балку. Вокруг носятся крысы и тараканы. Посмотрев на них, тяжело вздыхаю и снова закрываю глаза.

Если бы не травмы, я бы сказал, что это место на самом деле немного лучше, чем мрачный бревенчатый сарай в доме дяди.

Хоть здесь и мало сквозняков, но до костей всё равно пробирает. Я слегка дрожу, потому что одежда, разорванная плетью, почти не останавливает ледяной воздух. С трудом подняв голову, понимаю, что на мне образовался тонкий слой льда, который трескается на мелкие кусочки вместе с моей дрожью.

В этой камере невозможно определить время, но сказал бы, что сейчас утро, судя по свету, проникающему через окна.

Всё тело болит, как будто меня разорвали на мелкие кусочки. Такое ощущение, что со спины заживо содрали кожу. Даже малейшее дыхание дёргает за раны, заставляя болезненно вздрагивать. Я вдыхаю холодный воздух и стою неподвижно, спокойно наблюдая, как золотые лучи постепенно проникают между решётками и разбегаются по стене в крошечные яркие пятна.

Я уже в плену больше десяти дней, и каждый из которых то мучительные допросы, то эта сырая тюремная камера, сопровождаемая толпами тварей, холодной заплесневелой пищей и морозными бессонными ночами.

«О, Вдовствующая Императрица, Ваша святая милость, правящая нашей Поднебесной своим незаменимым превосходством, тяжесть ответственности нашего народа надёжно лежит в ваших руках. Даже вечно текущая река не может сравниться с тем уважением и восхищением, которые я испытываю к Вашей милости. Итак, Ваша милость, какого чёрта вы засунули меня в армию и присвоили звание заместителя генерала, когда Ваша милость ясно знает, что я тот, кто причиняет больше вреда, чем пользы? Теперь вы сделали это, Ваша милость. Я был захвачен в плен по ошибке и заключён в тюрьму войсками Янь, не имея даже малейшего вкуса победы.

Я вполне мог бы быть обычным пленником, но нет же, я должен быть заместителем генерала, который служит под его началом! Командиры Янь выглядели так, словно получили бесплатный обед, избивая меня каждый день в надежде получить информацию об укреплении Жуи. О, Ваше Величество, пожалуйста, скажите мне, как я могу знать что-то о таких секретных военных сведениях, когда генерал Чжоу даже не удосужился взглянуть на меня?

Возможно, через две недели вам не останется даже костей, чтобы похоронить меня, если Ваша Милость не вытащит меня в ближайшее время».

Все усилия уходят на то, чтобы склонить голову набок. Я слегка приоткрываю глаза и вижу факел, слабо горящий между толстыми деревянными столбами, словно в нём кончилось топливо. Я горько улыбаюсь, этот факел как я. Рано потерял обоих родителей, и никто из родственников не заботится обо мне, ни бабушка, ни дядя. Потом меня бросают на поле боя против моей воли, и теперь я полуживой из-за допроса.
Как, чёрт возьми тот, кто лишь на бумаге числится заместителем генерала, может знать о каком-то плане укрепления?
Тяжёлые шаги останавливают мысли, и вскоре передо мной появляются двое крупных тюремных стражника. Тот, что впереди, с бородой и усами, хмурится и делает несколько шагов к камере:
— Просыпайся, чёрт возьми! Твой фальшивый сон меня не обманет, — рявкает он, колотя деревянной палкой по железному замку.
Я остаюсь на влажной земле, как будто ничего не слышу, даже не моргнув глазом. Не хочу говорить, но даже если бы и хотел, то не смог. Внезапно меня поднимают за воротник того, что осталось от моей рубашки. Растерявшись, я начинаю немного сопротивляться, и раны на моей спине мгновенно открываются, но я всё ещё презрительно ухмыляюсь, хотя чувствую такую боль, что мышцы начинают дёргаться.
— Не волнуйся. Мы не позволим тебе так легко умереть!
Стражник передо мной выглядит рассерженным, когда срывает с моего плеча остатки боевой мантии.
— Наш командующий спрашивает тебя ещё